Брачная клятва у римлян

[Morag]

Расскажите, кто что знает на эту тему? Что за фраза произносится на свадьбе "ты мой Гай, я твоя Гайя", кто эти Гаи?

[Dis]

Расскажите, кто что знает на эту тему? Что за фраза произносится на свадьбе "ты мой Гай, я твоя Гайя", кто эти Гаи?

Из Поля Гиро (описание римской свадьбы по Дезобри):
Как только кортеж прибыл в брачный дом, Фабий встал перед дверью и, обращаясь к Метелле, спросил ее: "Кто ты?" - "Где ты будешь Гай, там и я буду, Гайя", - отвечала она в знак того, что готова разделить жизнь и судьбу своего мужа

[Morag]

Из Поля Гиро (описание римской свадьбы по Дезобри):
Как только кортеж прибыл в брачный дом, Фабий встал перед дверью и, обращаясь к Метелле, спросил ее: "Кто ты?" - "Где ты будешь Гай, там и я буду, Гайя", - отвечала она в знак того, что готова разделить жизнь и судьбу своего мужа

О точно, они говорили не так, как я написала, а вот так. Но кто Гайи эти?

[Dis]

Из Поля Гиро (описание римской свадьбы по Дезобри):
Как только кортеж прибыл в брачный дом, Фабий встал перед дверью и, обращаясь к Метелле, спросил ее: "Кто ты?" - "Где ты будешь Гай, там и я буду, Гайя", - отвечала она в знак того, что готова разделить жизнь и судьбу своего мужа

О точно, они говорили не так, как я написала, а вот так. Но кто Гайи эти?

условное обозначение жениха и невесты
Ведь и в описываемом случае настоящие имена другие

[Принцесса вереска]

10. Моммсен объяснял эту формулу таким образом: невеста торжественно заявляет о своем вхождении в род мужа, принимая его родовое имя. "Гай" – это здесь не имя собственное, а родовое, каким и было в старину (Röm. Forsch. I. 11 сл.). Плутарх толковал ее по-другому: "...где ты господин и хозяин, там и я госпожа и хозяйка" (Quest. Rom. 30).

А тут вообще про свадьбу:
Замуж ее выдают рано, чаще всего между 15 и 18 годами, но [с.185] иногда даже в тринадцатилетнем возрасте2, не справляясь о ее выборе. Да и какой выбор может сделать девочка, которая еще никого и ничего не видела и еще самозабвенно играет в куклы?

Браку предшествовал сговор, который от принятой при нем формулы: spondesne? – "обещаешь ли?" (обращение к отцу или опекуну девочки) – и его ответа: spondeo – "обещаю", – получил название sponsalia. В обычае было обручать детей, и поэтому между обручением и свадьбой проходило иногда несколько лет. Обязательства вступить в брак с обручением не соединялось3; письменное условие, если его и составляли, подписывалось только при совершении брачной церемонии. Сговор был только домашним праздником, на который приглашались друзья и родные, приходившие не столько в качестве свидетелей, сколько простых гостей. Жених одаривал невесту и надевал ей на четвертый палец левой руки кольцо, гладкое, железное, без камней; золотое кольцо вошло в обиход относительно поздно.

Девушка, выходя замуж, переходила из-под власти отца под власть мужа, которая обозначалась специальным термином – manus. Было три формы брака, основанного на manus: confarreatio, "купля", (coemptio) и "совместная жизнь" (usus).

Древнейшим видом брака (в историческое время) была confarreatio – торжественный брак, совершаемый главным жрецом (pontifex maximus) и фламином Юпитера (flamen Dialis) при чтении молитв и жертвоприношении. Жертвами были хлеб из полбяной муки (far – "полба"; отсюда и название – конфарреация) и овца; присутствие десяти свидетелей было обязательно. В древности брак в форме конфарреации разрешался, вероятно, только патрициям; установление его Дионисий Галикарнасский приписывал Ромулу (II. 25. 2). "Ничего не было священнее уз брака, заключенного таким образом", – писал Плиний (XVIII. 10). Эта форма брака все больше исчезала в быту: в 23 г. н.э. нельзя было найти даже трех кандидатов на должность жреца Юпитера, который, по древнему закону, должен был происходить от родителей, сочетавшихся путем конфарреации, и сам находиться в браке, заключенном таким же образом (Tac. ann. IV. 16).

Другой формой брака была coemptio – "купля", фиктивная продажа отцом дочери будущему мужу, совершавшаяся в форме манципации: жених в качестве покупателя в присутствии пяти [с.186] свидетелей ударял монетой по весам и объявлял девушку, держа ее за руку, своей собственностью. Собственность эта была, однако, иного рода, чем обычно: "купленная" жена не оказывалась на положении купленной рабыни, и "покупка" сопровождалась следующим диалогом: "Мужчина спрашивал, хочет ли женщина стать матерью семейства; она отвечала, что хочет. Также и женщина спрашивала, хочет ли мужчина стать отцом семейства; он отвечал, что хочет. Таким образом женщина переходила под власть мужа; этот брак назывался "браком через куплю": женщина была матерью семейства и занимала по отношению к мужу место дочери", – т.е. находилась в его власти (Boeth. ad Cic. top. p. 299). Эта форма брака тоже стала исчезать; последний раз мы встречаемся с ней в половине I в. до н.э.

Брак в форме usus имеет основой своей понятие пользования (usucapio): если предмет, хозяин которого неизвестен, находится во владении у такого-то (одушевленный предмет в течение года, неодушевленный в течение двух лет), то он становится собственностью фактического владельца. Женщина, прожившая безотлучно в доме своего фактического мужа один год, признавалась его законной женой, находившейся в его manus. Брак в такой форме редко заключали уже при Цицероне; законами Августа он был формально упразднен.

Кроме этих трех форм брака, существовала еще четвертая, при которой жена не находилась под властью мужа (sine in manum conventione) и оставалась во власти отца или опекуна. Когда, однако, брак sine manu вытеснил все остальные формы, эта опека стала терять свое значение: уже в конце республики опекаемой было достаточно пожаловаться на отлучку своего опекуна, длившуюся хотя бы день, и она выбирала себе другого по собственному желанию; по законам Августа, женщина, имевшая троих детей, освобождалась от всякой опеки; если девушка жаловалась, что опекун не одобряет ее выбора и не хочет выдавать ей приданого, то опекуна "снимали". О пожизненном пребывании женщины под властью отца, мужа, опекуна законодательство говорит в прошедшем времени: "В старину хотели, чтобы женщины и в совершенных годах находились по причине своего легкомыслия [букв. "душевной легкости"] под опекой" (Gai. I. 144); и Цицерон обстоятельно рассказывает, какие обходы этого закона были придуманы [с.187] "талантливыми юрисконсультами" (pro Mur. 12. 27). Фактически замужняя женщина уже в конце республики пользуется в частной жизни такой же свободой, как и ее муж: распоряжается самостоятельно своим имуществом, может развестись, когда ей захочется.

Брачная церемония складывалась из многих обрядов, смысл которых иногда вовсе ускользает от нас, иногда может быть объяснен путем сопоставления со свадебными обрядами других народов. Верой в счастливые и несчастные дни определялся выбор дня свадьбы: ее нельзя было совершать в календы, ноны, иды и следующие за ними дни, потому что как раз на эти числа падали жестокие поражения, которые пришлось несколько раз потерпеть римскому войску (Ov. fast. 1. 57-61). Неблагоприятны были весь март, посвященный Марсу, богу войны ("воевать не пристало супругам", – Ov. fast. III. 393-396), май, на который приходился праздник Лемурий (лемуры – неуспокоенные души усопших, скитающиеся по ночам), и первая половина июня, занятая работами по наведению порядка и чистоты в храме Весты. Дни поминовения умерших, как дни печали и траура, естественно, не подходили для свадьбы, равно как и те дни, когда бывал открыт mundus – отверстие, сообщавшееся, по представлению древних, с подземным миром: 24 августа, 5 сентября и 8 октября.

Когда день свадьбы был назначен, невеста накануне снимала свое девичье платье и вместе с игрушками приносила его в жертву Ларам. Ей повязывали голову красным платком и надевали на нее особую тунику, предназначавшуюся и для дня свадьбы. Называлась эта туника прямой (recta)4 и ткали ее особым образом: на ткацком станке старинного образца, работать у которого надо было стоя и работу начинать снизу (Fest. 364; Isid. XIX. 22. 18)5. Туника была длинной; ее перехватывал шерстяной (из овечьей шерсти) белый пояс, который завязывался сложным "геракловым узлом" (несколько напоминающим наш "морской узел")6; узел вообще, а такой трудно развязываемый в особенности был защитой от колдовства и злого глаза; шерстяной пояс брали потому, что "как шерсть, остриженная прядями, плотно соединена между собой, так и муж да составит с женой единое целое" (Fest. 55, s. v. cingillo). Волосы невесте убирали с помощью особого кривого инструмента (он назывался hasta caelibaris)7: их разделяли на шесть прядей и укладывали вокруг головы. На голову надевали [с.188] венок из цветов, собранных самой невестой (это были вербена и майоран), и накидывали покрывало, несколько спуская его на лицо. Покрывало это по своему огненному, желто-красному цвету называлось flammeum. На тунику надевалась палла такого же яркого цвета, как и покрывало; желтой была и обувь.

В этом свадебном наряде невеста, окруженная своей семьей, выходит к жениху, его друзьям и родным. Брачная церемония начинается с ауспиций. Надо было узнать, благосклонно ли отнесутся боги к союзу, который сейчас заключается. Первоначально следили действительно за полетом птиц8, но уже в I в. до н.э. во всяком случае, а может быть, и раньше, гадали по внутренностям животного, чаще всего свиньи. О том, что знамения благополучны, жениху и невесте громко сообщали в присутствии собравшихся, иногда многочисленных гостей; на свадьбу приглашали родственников и друзей; не явиться на такое приглашение было неприлично; в числе "бездельных дел", которые наполняют его день в Риме, Плиний Младший называет и этот долг вежливости (epist. I. 9. 2). Десять свидетелей подписывали брачный контракт и ставили к нему свои печати, хотя контракт этот и не был обязательным: "...настоящим браком будет тот, который заключен по желанию сочетающихся, хотя бы никакого контракта и не было" (Quint. V. 11. 32 из Цицероновых "Топик"). В этих "брачных табличках" (tabulae nuptiales или dotales)9 указывалось и определялось то приданое, которое приносила с собой жена. Жених и невеста тут же объявляли о своем согласии вступить в брак, и невеста произносила знаменитую формулу: "Где ты Гай, там и я – Гайя"10; присутствующие громко восклицали: "Будьте счастливы!"; pronuba (слово непереводимое) – почтенная женщина, состоящая в первом браке, соединяла правые руки жениха и невесты: dextrarum iunctio (этот символ дружеского и сердечного единения часто бывает представлен на саркофагах); и затем начинался пир, затягивавшийся обычно до позднего вечера, дотемна. Бывал он иногда очень роскошен; Август законом установил норму трат на свадебное угощение: тысячу сестерций (Gell. II. 24. 14). За столом обязательно подавались особые пирожные – mustacea11, которые гости уносили с собой.

После пира начиналась вторая часть брачного церемониала: deductio – проводы невесты в дом жениха. Память об отдаленном [с.189] прошлом, когда невесту похищали, сохранилась в обычае "делать вид, будто девушку похищают из объятий матери, а если матери нет, то ближайшей родственницы" (Fest. 364). Процессия, в которой принимали участие все приглашенные, двигалась при свете факелов под звуки флейт; невесту вели за руки двое мальчиков, обязательно таких, у которых отец и мать были в живых; третий нес перед ней факел, не из соснового дерева, как у всех, а из боярышника (Spina alba): считалось, что злые силы не смеют подступиться к этому дереву; зажигали этот факел от огня на очаге невестиного дома. За невестой несли прялку и веретено, как символы ее деятельности в доме мужа; улицы, по которым шла свадебная процессия, оглашались пением насмешливых и непристойных песен, которые назывались фесценнинами12. В толпу, сбежавшуюся поглазеть, пригоршнями швыряли орехи в знак того, как объясняли древние, что жених вступает теперь в жизнь взрослого и кончает с детскими забавами (Serv. ad Verg. ecl. 8. 29; Cat. 61. 125). Вернее, конечно, другое: орехи символизировали плодородие, и разбрасывание их было символическим обрядом13, который должен был обеспечить новой семье обильное потомство.

Подойдя к дому своего будущего мужа, невеста останавливалась, мазала двери жиром и оливковым маслом и обвивала дверные столбы шерстяными повязками; жир и масло означали обилие и благоденствие, повязки имели обычное значение посвящения и освящения. Молодую переносили на руках через порог, чтобы она не споткнулась (это было бы дурным знамением); муж "принимал ее водой и огнем": обрызгивал водой из домашнего колодца и подавал ей факел, зажженный на очаге его дома. Этим обрядом молодая жена приобщалась к новой семье и ее святыням. Она обращалась с молитвой к богам, покровителям ее новой брачной жизни: pronuba усаживала ее на брачную постель, и брачный кортеж удалялся.

Наутро молодая жена приносила на очаге своего нового дома жертву Ларам и принимала визиты родственников, которых она, молодая хозяйка, встречала угощением; эта пирушка называлась "repotia".

[Кассивелан]

Спасибо
IV-й палец - безымянный, рискну напомнить. В анатомии до сих пор пальцы нумеруются от D. Primus, т.е. от Большого.
И действительно, железные кольца на пальце появились довольно рано. Это отголосок тех времен, когда железо было в новинку и ценилось выше золота, исходя, в основном, из его прочности...